Архитектурная мысль в частном домостроении окрест Петербурга не то чтобы цветет пышным цветом - не юга, но зреет - медленно, под спудом культурного бремени и на фоне давнего денежного авитаминоза северной столицы. Стилевой ассортимент пока вполне обозрим, но зато явлен убедительными архитектурными высказываниями авторов. Авторская архитектура дворцов или хижин, элитная по сути, а не по материальному и социальному статусу клиента, сегодня со всех сторон обложена профанными идеями рынка. Массовый спрос на архитектуру вполне утоляется каталогами готовых проектов, бестселлеры из которых реализуются до десяти раз. При этом ценятся не образ и новизна, а потребительские качества проекта. С другой стороны подступает смежный рынок - строительство коттеджных поселков, именуемых элитными. Это означает высокую цену, удачный генплан, некий природный ландшафт и близость к городу - то есть что угодно, кроме неповторимой архитектуры домов. В поселках, «выдержанных в едином стиле», она заведомо тиражна. Но элитарность объекта предполагает и уникальность. Строго говоря, «элитными» именно с этой точки зрения можно назвать лишь несколько поселков - в Репине, в Ленинском и в Дюнах, где индивидуальное строительство регулируется особыми регламентами, да и то если они не нарушаются. В высоком стилеВ портфолио звезд мировой архитектуры частные дома занимают почетное место, а с присуждением Притцкеровской премии Гленну Меркатту за Magney House недвусмысленно причислены к «высоким жанрам».

Архитектура загородных домов всегда была полигоном стилевых экспериментов, источником универсальных идей. В современном Петербурге и архитекторы, и клиенты оказались не готовы к внезапно открывшимся возможностям, а те немногие, кто мог совместными усилиями создавать новое, не сразу встретили друг друга на молодом рынке. Исконные понятия очага и крова сохранились только среди работающих на земле, а горожанами были напрочь забыты. В итоге произошло именно то, чего боялись архитекторы, обученные творить только конвейерные «машины для жилья», - в пригородах северной столицы взошли анонимные произведения в духе «все, что я слышал о роскоши». За частной архитектурой еще больше закрепилась роль падчерицы. Первым удачным плодом союза заказчика и исполнителей стал знаменитый дом Сергея Гутцайта, на заре перестройки возведенный под Павловском группой выпускников ЛИСИ. Один из его авторов - Иван Князев продолжает практику на этой ниве, исповедуя регионализм по преимуществу в трактовке ар-нуво. Но утоление спроса на загородную архитектуру пошло вперед каталогами, через редакции которых можно было купить добротные и экономичные готовые проекты потребительского качества.

Позже пионеры каталожного проектирования Сергей Орешкин и Игорь Фирсов пришли и к авторской архитектуре, но изначальный коммерческий импульс повел их бюро к более доходным сферам. Виллы и особняки остались занятием для души. Когорта авторов загородных домов постоянно пополняется за счет интерьерных дизайнеров и склонных к самостоятельному творчеству сотрудников крупных мастерских. Тем не менее эту область проектирования уже не назовешь, как раньше, площадкой архитекторского молодняка. Мастера созрели, но круг их узок - не более двух десятков ателье.

Изредка к этому жанру обращаются и мэтры петербургской архитектуры, но они творят только для себя и близких друзей. Дом как гриб? Некоторые архитекторы убеждены, что настоящие дома не сооружаются, а произрастают: выпирают из земли, повинуясь обычным факторам формообразования, среди которых рельеф, солнце, воздух и вода плюс ферменты культурной традиции. Занесенные волюнтаристским ветром с австралийских пляжей и неукоренившиеся хайтечные жилища или «замки Луары» резонно кажутся им бутафорскими.

По выражению Петра Отлана, «дом врастает в природу, растворяется в ней, одновременно - преобразует ее». На Карельском перешейке превалирует тема «финских хладных скал» и «мшистых берегов» в современных транскрипциях северного модерна. Конечно, если не считать уже неоднократно упомянутого «Версаля», который с северного берега залива неожиданно аукается со стилем резиденций южного берега. Одним из первых занялся эволюцией петербургского ар-нуво Михаил Мамошин, чей проект дома в Репине удостоен премии Всероссийского фестиваля «Зодчество». Его архитектуру автор определяет как «диалог интровертных и экстравертных начал во всех качествах взаимоотношений формы с пространством, пейзажем. Функционально дом - это театр природы, где перемещение солнца творит режиссуру дня». Пропорции отмеченного репинского особняка подобны дачам начала ХХ века, с высоким каменным цоколем и бревенчатыми «теремами».В последние годы наметилась тенденция к изменению этих пропорций - понижению домов вплоть до визуального слияния с рельефом. Отделанный камнем нижний этаж низводится до стилобата, а бревенчатый верх прячется под нависающей кровлей. Ради полного растворения в пейзаже плавно изогнутые кровли кроют гонтом или даже дерном. Под влиянием этих природно-культурологических законов выросли дома Петра Отлана в Солнечном и Ивана Князева в Репине - очень разные по итоговому образу, оба генетически родственны модерну и выведены в горизонталь теми же силами трансформации.